Тайны жизни по Игорю Палей

Андрей ИГИН

В Иерусалиме в зале «Бейт-Шмуэль» проходит новая выставка известного художника Игоря Палей.

«Жалок художник, который не знает, что творит», –  писал Леонардо да Винчи.

– Это у дилетанта может что-то получиться случайно. Элемента спонтанности, наития не может не быть при создании произведения. Но когда художник ставит последнюю точку, он должен прекрасно понимать, что у него получилось, – говорит Игорь.

Игорь Палей репатриировался из Тбилиси в мае 1993 года. Жил в Нетании, Сануре – поселении художников на территориях, в Самарии. С 1996 года – в Иерусалиме. Я много слышал об этом художнике. Очень часто мнения были противоположные. И вот мы с ним беседуем.

– Прежде всего давайте договоримся, что многое из того, что я буду говорить, можно проецировать не только на живопись, а в более широком смысле и на все искусство, ­– предлагает Игорь.

– Считаете ли вы, что художник должен заниматься только своим делом и находиться как бы вне того, что происходит вокруг?

– Наоборот, он не может быть равнодушным, не иметь своего отношения к происходящему. Другое дело, что художник не должен лезть в политику и во всякие административные дела. Как только художник начинает заниматься не своим делом, Бог сразу лишает его таланта.

– Вы в стране почти 10 лет. Из них шесть живете в Иерусалиме. Как повлияли на ваше творчество переезд в Израиль и вообще жизнь в Иерусалиме? Я слышал от многих, что полотна художников, живущих в нашей столице, становятся более светлыми. Объясняют это тем, что в Иерусалиме больше солнца, что волшебная аура святого города способствует этому.

– Не знаю на счет ауры, но мои картины действительно стали более светлыми. Это зависит от внутреннего состояния. Никогда не забуду свои первые дни в Израиле. Что меня приятно поразило и удивило – это доброжелательное отношение людей друг к другу. Все улыбаются, смеются. А так как приехал я в Нетанию – все это на фоне моря. И как резкий контраст – я жил у моря в олимовской гостинице – хмурые, вечно недовольные и брюзжащие репатрианты.

– Я понимаю вас так, что та тоталитарная система, в которой вы родились и жили долгие годы, отрицательно сказывается и на творчестве. Художник не в состоянии творить под ее творением.

– Не всегда. Повторяю, это зависит от внутреннего состояния. Вспомним песни 30-40-50-х годов, которые были написаны в кровавые годы советской власти, чаще всего – к кинофильмам. Хоть они были идеологически выдержаны, но там есть искусство, то, что затем исчезло в советской эстраде. Хотя режим был менее кровавым. Произошло оболванивание масс.

– Вы считаете, что автор произведения может создавать нечто противоречащее его мировоззрению и отношению к действительности?

– Да, это бывает. Яркий пример – Бальзак. Он был реалист и не мог не создавать вещи, прямо противоречащие его человеческой сути. Об этом хорошо написано у Энгельса, где он разбирает творчество Бальзака.

– На вашем счету в Израиле немало выставок. Вы удачливый художник. Но всегда существовала, существует и будет существовать конкуренция. Если это слово применимо к искусству, то как вы существуете под этим давлением? Тем более здесь, в свободном мире, где почти все построено на конкуренции?

– Я заинтересован в том, чтобы было как можно больше хороших художников. Чтобы было у кого учиться. Чтоб была конструктивная критика. А хорошее произведение другого художника – это и есть конструктивная критика моих произведений. Хотя автор картины – действительно художник, он уже не может быть плохим. Или художник – или не художник. Как сказал Шолом Алейхем: «Талант как деньги. Или они есть, или их нет».

– Как я понимаю, здесь, в Израиле, вы встретили немало художников...

– К сожалению в общей массе увиденное не оправдывает моих ожиданий. Каждый изгаляется, как может. Именно изгаляется. Это сугубо русское слово наиболее точно характеризует как израильских художников, так и наших, так называемых «русских», приехавших с последней алией. Ведь у художника и искусства всего одна-единственная задача – раскрыть. Раскрыть глаза, душу своим произведением. Но раскрыть – это не значит объяснить. Надо всего лишь подвести к той двери, за которой тайна, которую ты создал. Искусство – это тайна. И никому не дано ее постичь. По большому счету искусства в Израиле не существует. Оно только зарождается. Нужно время, чтобы появились хоть какие-либо традиции, без которых развитие его невозможно.

– Но ведь это раньше можно было упрекнуть советских художников в том, что они занимаются бытописательством. Сейчас все иначе. В Израиле я не видел выставок художников, которые бы отсылали нас назад, к эпохе «соцреализма».

– Ничего плохого я не вижу в бытописательстве. Но живописть – это не рассказ, а показ. Разве мало бытописательства у Рембрандта, Веласкеса, Дюрера, Вермеера и других? Но это совершенно иной уровень. Посмотрите, как они играю со светом и цветом. Попробуйте погрузиться в ту атмосферу и постить тайну, которую они создают. А у наших бытописателей дело дальше голого рассказа не движется.

– Но ведь есть художники, которые смогли перестроиться. Они идут в ногу со временем.

– Именно перестроиться. Вы сами не заметили, как очень точно смогли их охарактеризовать. Действительно, это больше похоже на роту солдат, которые перестраиваются согласно команде. Должен происходить естественный процесс развития. Человек развивается внутренне, не ставя себе установок типа «я должен развиться в этом направлении, отсюда и досюда». Когда вы дышите, вы не задумываетесь над своим дыханием, как, где и сколько производить вдохов. Поэтому у них это не развитие, а всего лишь имитация, называйте как хотите.

– Нельзя же всех ругать, ведь что-то хорошее привезли с собой «русские художники».

– Да, немало. Но походите по выставкам «русских» художников. В массе это заученные несчастные люди, за их плечами хорошая школа, они обладают техникой, мастерством, неплохими знаниями, опытом проведения и участия в выставках, умением плести интриги. Но все это, как оказалось, не ценно в свободном мире. Оказалось, то, чем они гордились там – наживное. А в искусстве ценится превыше всего свобода. Та внутренняя свобода, которой они не обладают, без которой не может состояться ни одно произведение искусства. Большая часть из них, прожив в Израиле более десяти лет, до сих пор не могут понять, где они находятся и что и как надо делать. Большинство из них сидят и ждут команды. Ведь созерцая работу человека, который претендует на то, чтобы называться художником, чаще всего можно сказать, кто он по своей психологии – царь или раб. Надеюсь, вы согласны, что раб не может что-либо создавать. Тем более человек с психологией раба и торгаша.

– Зачем же так жестоко?

– Диагноз никогда не может быть жестоким. Большинство психологически не были готовы к переезду в свободный мир. Обратите внимание, как естественно и достойно держатся репатрианты, приехавшие в Израиль из свободного мира. Они и на ноги становятся быстрее.

– Но прежде всего потому, что материально они лучше обеспечены.

– Нет, прежде всего потому, что они привыкли быть самостоятельными. Сами за себя отвечать. Правда, сейчас картина немного изменилась. Когда я приехал в страну, расклад был более плачевный. Хочу оговориться, что это не проецируется буквально на всех.

– Все же несколько непривычно слышать такую откровенность.

– Почитайте скульптора Эрнста Неизвестного, писателся Сергея Довлатова. Они о своих собратьях отзываются похлеще.

– Да. Но они пишут об Америке. Где взаимоотношения людей более жестокие.

–  Это еще раз доказывает, что я говорю обо всем гораздо мягче. Учтите, что там нет министерства абсорбции, которое со всеми нянчится. Я знаю людей, которые возвращались из-за океана в полном смысле слова «на карачках».

– Из того, как вы уверенно обо всем говорите, у меня складывается впечатление, что у вас все хорошо, вы преуспеваете.

– Я этого не говорил и так не считаю. Но тот факт, что у меня приблизительно через три месяца после призда в страну состоялась персональная выставка на улице Гордон в Тель-Авиве, надеюсь о чем-то говорит.

– А у израильских художников нет таких глобальных недостатков?

– Таких нет, но зато они хромают на другую ногу.

– !?

– Если в бывшем СССР когда-то шла высосанная из пальца борьба против низкопоклонства перед Западом, то здесь низкопоклонство действительно существует. То, что в Америке было позавчерашним днем и давно пройдено, здесь выставляется напоказ. Во-вторых, здесь очень сильная мафия.

– Что вы подразумеваете под словом «мафия»?

– Это не сицилийская мафия и не «новые русские». Во всем мире в любой профессии существует конкуренция. Чужакам трудно пробиться. В Израиле это чувствуется сильнее: специфика Востока, клановые взаимоотношения плюс очень маленькая страна, где много людей с высоким образовательным уровнем и все друг друга знают.

Каждые два года по всему Израилю проводится выставка «Артфокус». «Русские» художники не получает о ней предварительно никакой информации. А узнав, и изъявив желание участвовать, слышат традиционный ответ: «Сожалею. Вы опаздали. Уже была комиссия. Работы отобраны.» А если не опоздали, то: «Сожалею. Вы не подходите».

Загляните в любой крупный музей – туда, куда «русским» художникам доступ закрыт. Вначале я думал, что чего-то не понимаю из того что вижу и что происходит. Но понадобилось какое-то время, чтобы дать всему этому соответствующую оценку. Много ли вы знаете «русских» художников, которые смогли как-то вписаться в израильское искусство? Многие, прожив здесь более 20 лет, так и не смогли состояться. У меня на одной руке больше пальцев, чем этих состоявшихся художников.

– Вы можете их назвать?

– Нет. Называть по именам я не буду. Чтобы не обижать ни тех, ни других. Кого-то могу забыть или просто не знать. При всем при этом Израиль – динамичная страна. Посмотрите каталоги всемирной выставки в Нью-Йорке, которая проводится каждый год. В процентном отношении много израильских художников. Но опять, большей частью это очень низкий уровень. Кураторы при музеях и общественных галереях создают видимость работы.

– Вы нарисовали очень мрачную картину. С одной стороны, израильские художники, которые, сплотив ряды, не пускают к себе чужаков. При этом, как я понял, сами они не блещут мастерством и знаниями. С другой – несчастные «русские» художники, растерянные, пытающиеся что-то создать и как-то интегрироваться в израильское искусство.

– Наоборот, картина разворачивается очень даже интересная и не лишенная голубых и розовых тонов. Происходит естественный отбор. Те художники, которые, несмотря на трудности репатриации, смогли выстоять, продолжают работать очень интересно. Остальные канули в Лету. Кардинальные перемены в искусстве произойдут только в следующем поколении.

– Каким образом?

Те, кто родится здесь, или те, кто приехал в страну ребенком, будут обрастать естественными связями. Естественными, а не искусственными. Они смогут встать на ноги, вырастая внутри этой мафии. Произойдет естественный синтез того лучшего, что есть у русских и израильских художников.

– Но потом они сами станут представителями мафии...

– Да, но это будет уже иной, более высокий уровень. Художники, лишенные комплексов. Ведущие себя более достойно. Осознающие свое по праву занимаемое место под солнцем. Если во всем мире к искусству относятся как к профессии, то у нас, «русских» художников, есть очень большое преимущество, то, чего нет ни у кого другого: фундаментальная профессиональная подготовка плюс осознание своей высокой духовной миссии в искусстве. Это дает нам силы.

– Что бы вы хотели пожелать и посоветовать как художникам, так и любителям искусства?

Прежде всего я хотел бы, чтобы все сказанное мною действительно было опубликовано. Во что я не очень верю. А посоветовать всем?..  Почаще перечитывать сказку Андерсена «Новое платье короля».